(Отрывок из поэмы "Сергей Буланов и побратим")
«… мыслью,
Живущею во мне и вкруг меня, —
Зову и заклинаю вас: явитесь!»
Д.Г. Байрон. « Манфред»
1
Пака Андрей с майором Перцовым
Дословно обсуждали тексты
На митинге, себе позволю я удобным
Быть случаем — призвать те смыслы,
Услышанные нами из уст героев.
А дело в том, что оба путь изгоев
Прошли по-своему: Андрей— где безотцовщина,
А Перцов— бездетного, где женщина одна,
И он с ней — в упрёках, ссорах. Не семья,
Когда отсутствуют в квартире голоса
Иных существ, былых желаний. Забыты чудеса
И арифметика, где семь вкупе из «Я»…
И так случилось, что оба потянулись
Как бы невзначай друг к другу и сошлись.
2
И мудрствуют они — и мудрено-мудрёно…
Нам не понять, когда в полголоса
Они между собой так увлечённо…
И не видать их лиц, когда в полглаза,
Да и, как профи, говорят в плену задач,
Которые решали в прошлом, и неудач
Постигший путь тех офицеров,
Которым недосуг… Таких примеров
Им не занимать, ибо все были на виду
И знали многое о каждом офицере —
Прилежности в учёбе или в любовной сфере,
Или в другом, что прочило беду…
А мы перенесёмся в далёкий град Керки,
Где спич творился бедам вопреки.
* * *
Буланов был волненья полон.
И ум его, венчанный словом,
Между сердец людских блистал,
Глаголом жёг, вокруг витал:
— О если б слышать нас могли
Погибшие, как вы живые,
Чтоб мысленно со мной прошли
По вехам лет, дабы родные
Не забывали их вовек.
И ты, солдат, приняв присягу,
Не смеживай от шума век:
Нам не до жиру… лишь бы живу! —
Так продолжал Сергей Буланов,
Иных поднял и сам воспрянул.—
Но вот услышишь в городах,
Как прыщ развязано, с цинизмом
Ругает жизнь, и с оптимизмом
Глаголет о вещах, что на руках.
Иль в книжках пишется не лучше,
Когда в кумирах ходят ницши.
Таких не раз видал в Москве
И даже в Северной Пальмире
С лицом надменным, во злобе
Они хихикают при виде
Седых мужчин, кто в орденах.
Чьи это дети?!— Кто в чинах!
Кому война была не в тягость,
Да воспитал их для блаженства.
Иль чадо то им было в радость
Взамен своей судьбы, в наследство…
Ту «поросль» обошёл бы я, не плюнув,
Да если бы их порчи не понял.
Я вижу их бесчувственных и алчных,
Готовых гадить чести вопреки.
В бесовском племени, душою падшими,
Всему достойному и памяти враги.
Коль мы их не исправим здесь,
Никто им там не обломает спесь!
Я говорю так остро и печально,
Что есть средь вас тот видимый душок
От них — когда один, «забыв» всё изначально,
Другим вещает, словно петушок.
Любителей пожрать за счёт иного —
Теперь не редкость, даже и не ново!
Такого не могло быть на войне.
Уж ветераны знают, что имеем…
Ведь есть любители вдвойне
Переложить свой труд, но вмиг елеем
Пред старшиной прикинется нарочно.
В том и беда, что язва долгосрочна:
Как ложка дёгтя в котелке солдата,
Как тот навоз, что под ногой скользит…
Куда не кинь, а там везде «старик»,
Хоть двадцать лет уж каждому на брата.
В войну был опытный солдат, бывалый…
И новичок — совсем ещё не бравый,
Но опытный хранил безусого солдата
И он его войне учил как надо.
Махру, сухарь — так по-отцовски, свято —
Делил на всех: он батей был
И тем, как мог, его хранил.
А ныне с племени прыщей? —
Всё норовят побольше щей!
Пусть ветераны знают тоже,
Что есть средь вас и гниль, и рожи.
Покуда невелик их стан,
Но докучать уж больно стал…
И в шутку, и всерьёз— пусть знают
Кто чем живёт, на что способен,
С кем в бой идти, чтобы не предан
Был в тяжкие минуты и печали,
И что на самом деле значит…
А ведь за вашими плечами
Я вижу — тысячи стоят…
Лежат забытые курганы
По-всякому, но есть и в ряд.
За ними — братские могилы
С недавней, но большой войны…
На вас теперь глазами их смотрю
Из жизней прошлых, и говорю:
Там, где степь стонала эхом,
Там, где всё покрыто мхом, —
Лишь тишина звенит об этом,
И люди помнят о былом.
И я хочу сказать о том…
Слушайте Вы, меня погибшие,
Безвременно во мгле почившие,
Я Вам кричу из сердца прямо:
Вы люди истины потоки!
Вы жить могли, но гибли рано,
Забыв про возраст, жизни сроки.
Живущий, знаешь ль ты проклятье?!
Живущий, знаешь ль ты любовь?!
Видал ли ты войны распятье,
Что обагрило землю в кровь?
Мы не забыли их бессмертных —
Великих - маленьких имён…
Мы не забыли жертв несметных,
Чей вклад в Победу был внесён!
И там, и здесь — за них живём…
* * *
Все молча слушали, и вечность
Вся промелькнула пред глазами
В звенящей тишине; и бесконечность
Разверзлась в душах — опять молчали…
Все ждали, глядя на трибуну.
И Перцов вдруг, распрямив спину,
Вполсилы выйдя, прохрипел
И тем молчание нарушил:
— К словам Буланова спешу добавить,
Чтоб наш ответ был тут же дан:
Верность памяти однополчан
Святой минутою почтить!—
И всё вокруг опять молчит,
И тишина в ушах звенит…
3
И вот опять звучат слова
Теперь другого капитана — секретаря
Партийного ведущего полка. Уж такова
Бакуменко судьба — и праведника, и бунтаря.
Между собой его товарищи прозвали
За острый ум на злобу дня и звали
«Промыть мозги» тем лиходеям,
Которых не пронять, под стать злодеям.
И он для них, как таковых, мог подобрать
Такую гамму слов, звучащих вольно,
Что слушать просто было больно…
И наглецы сникали, предвкушая рать:
« Хвались, иду’чи с рати, — им говорили,—
Но «не хвались, и’дучи на рать!» — учили.
4
И в речи краткой и простой
Им были названы, к примеру,
Все те, которые собой
Являли честь и знали меру.
Среди подобных был Буланов —
Однофамилец того, кто от ветеранов
Пред всеми живо выступал. И вот сержант
Выходит прямо и, право, видится что хват.
А мера в том, чтобы солдаты
Осознано вели себя всегда
В казарме, поле, карауле— и тогда
Порядок станет, будут квиты
Пред Родиной и малой, и большой:
Всего лишь малость, но с душой.
5
Сержант Буланов, вскинув руку
Вперёд и в небо, пальцев горсть
Простёр, и сам подобно звуку,
Что вслед за ним настигнет кисть
И далее взметнётся будто птица
С лёгкого гнезда,— с заворожённого лица
Посредством губ, гортани, глотки
Вдруг выплеснул наружу звуки, вопреки
Скучающим глазам от назиданий
И равнодушным лицам впереди,
Стоящим рядом, и ветеранов сзади,—
Продолжил мысли вслух без возражений,
Что прозвучали с уст фронтовика,
Так взволновавшие его как человека:
— Слушай, история-мать!
Слушай моё вдохновение!
Внемли, великая рать,
Подвигу сына в свершении!
Он, умирая, завещал
Любить, как свет, свою Отчизну.
Он перед смертью клятву дал:
«За жизни жизнь отдать народу!»
Он нам от сердца написал:
« Всего лишь жив остался сам…
Мы бились с честью, знайте, други!»
Кому, как не ему, несу я преклонение
Своей души, святое уважение,
Отчизны ратные заслуги
За веру в будущность его!
Ему ль не мужество дано?!
И с этим чувством он сражался.
Оно бесстрашье в нём растило…
По полю тигром он метался
Покуда пуля не сразила…
И чудо в том, и быль славянства:
Прошла пред миром лет чреда;
Могила злейшего врага
Уж заросла чертополохом;
Окоп да рваная дыра…
И память отзовётся эхом.
И как бы спряталась война…
Но он воздвигнут горделивый,
Стоит с простёртою рукой.
Ему мы памятник победный
Там водрузили над Землёй.
Да, славен путь моей Отчизны—
Кровавый след в её пути:
Во имя нашей жизни тризны
Мы правим на помин души.
Стоит над миром гордый столп.
Могучий образ тот воинственен.
И чуждый нам, враждебный сноб,
Коль наделён умом и мыслями,
Подумает, что был неискренен,
Когда в безволии наш герб
Чернил, и тот поистине поймёт.
Но мыслящий в пример возьмёт. —
Сержант на миг остановился,
Вздохнул поглубже, в мысли впился,
Что распирали грудь, и вновь уж говорит: —
Сердце клокочет и память бурлит,
Мысли ворочают буйный родник,
Эхо уносит по жизни их крик…
Только трезвоном доносится миг.
Плач о тех жертвах дождями пройдёт.
Сколько их будет?— Земля назовёт.
Ты ли их вспомнишь, иль сердце неймёт?!
Слышишь, как ветер их ртами поёт!
Шире, товарищ, путь сердцу открой!
Это— сиянье небес над тобой!
Это— лучистая гордость идёт,
Но не гордыня, скажу наперёд.
Чувствуешь ль временем мысли полёт?!
Мы теперь вахта, на страже их внуки…—
Буланов снизил темп, голосовые звуки
Без назиданий, как будто для себя
Он говорил и тем донёс все муки
От сердца к сердцу, мыслями живя.
Он повернулся к ним, в глаза глядя,
И вновь на выдохе он к ветеранам: —
Нет больше чести для себя —
Как быть сыном своей Отчизны.
Свой труд, бесхитростно творя,—
Нести сполна без укоризны.
Спасибо Вам, мы ваши дети
По духу памяти. В ответе
За Честь и вашу и свою, примите
Наши заверения…»
Все ветераны бросились к нему
И тискать стали в поцелуях.
Затем схватили за руки и ноги,
Бросая вверх. Бакуменко аж ахнул:
« У-р-ра!» — И все трёхкратно повторили,
И кто-то в радостях всплакнул...
* * *
6
На митинге ещё звучали,
Кстати, торжественные оды.
Затем колоннами шагали
Все батареи, роты, взводы.
И песней бодрой и лихой
Коробки будто бы впервой
Между собою состязались.
А на трибуне все смеялись,
В восторге глядя, и слезою
Размякнув, ветеран стоит,
С щеки её смахнуть спешит
И в такт стучит одной ногою.
Но вот оркестр уж проходит,
И барабана дробь уносит…
7
Экскурс для памяти народной
Я оживил себе на радость.
И отступив от темы главной,
Что станет в мае — будет тост!
И ветеран бокал подымет
В свой день и с нами вспомнит
Не только прошлые года,
Когда шумела голова
От взрывов близких и далёких,
От свиста пуль, осколков роя, —
За что дают медаль Героя
При взятии траншей нелёгких…
И вспомнит полк, в котором был
И видел всех, и всех любил.
Вчерне— 1966 г., набело— 1995 г.
Послесловие: Пояснительные сведения смотрите в примечаниях
к « Торжественному маршу» на странице автора или тут же:
http://www.stihi.ru/2017/12/27/7846 .307/03